Москва «Детская литература» 1978 РФ Р89 Издание второе Составление, вступительная статья и примечания В. П. Аникина Р 70803480 Безобъявл. M101(03)78 © Состав, вступительная статья и примечания. Издательство «Детская литература», 1976 г. ЧУДО ЧУДНОЕ, ДИВО ДИВНОЕ Сказки открывали передо мною просвет в другую жизнь, где существовала и, мечтая о лучшей жизни, действовала ка- каято свободная, бесстрашная сила. М. Горький В народном творчестве сказка — вероятно, самое большое чудо. В ней обычны слова и выражения: «жилибыли», «бра- тец», «сестрица», «дед», «баба», «избушка», «пеки пироги», «поеду за рыбой»,— а реальный мир преображен. Мы узнаём и не узнаём его. Лежит на дороге лиса — притворилась мертвой; увидел ее дед, смекнул — сгодится на воротник: «Вот будет подарок жене!» Взял лису, положил на воз, а она улучила время и ну бросать из воза рыбу — рыбку за рыбкой. Повыбросила всю и сама ушла. Обманула лиса деда. Дед мог ошибиться, лиса — схитрить, но не все правдопо- добно в этом рассказе, а чем дальше, тем больше выдумки. Собрала лиса рыбу, села и ест. Бежит волк, увидал лисицу и говорит: — Здравствуй, сестрица! И «сестрица» отвечает: — Здравствуй, братец! Увидев у лисы рыбу, волк стал просить: — Дай мне рыбки! Но лиса не для того рисковала собой, хитрила, чтобы де- литься с кемнибудь своей добычей. з Она говорит: — Налови сам. Волк жаловаться: — Я не умею. Лиса словно ждала этих слов: — Эка, ведь я же наловила! Волку сказать нечего. Лиса учит: — Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, си- ди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала и велика! Ловись, рыбка, и мала и велика!» Рыба к тебе сама на хвост нацепится Да смотри сиди подольше, а то не нало- вишь. Видно, лиса очень зла на волка, если вздумала так жесто- ко обмануть его. Волк поверил лисе — и едва не поплатился головой. Мы и не заметили, как оказались во власти вымысла и каким интересным становится все, о чем ведет речь сказочник. Звери в сказках говорят, рассуждают, хитрят, обманывают, враждуют, дружат. Сам собой является вопрос: что это — до- сужая выдумка? Давно, более двухсот лет назад, Михаил Васильевич Ло- моносов признал у сказочного вымысла серьезное значение. По словам ученого, издревле в сказках всех народов мира ве- дется правило придавать «бессловесным животным слово». Ломоносов обратил внимание на то, что фантастика может быть самой невероятной: чудовищные кентавры в мифах древ- них греков наделены «половиной из человека», «половиной из коня», морские девысирены — в «верхней части» как девицы, а в «нижней» как рыбы, у страшилищхимер львиная голова, хвост змеиный, а «середка» — козья. В русских сказках нема- ло похожих созданий фантазии: Змей Горыныч, русалки, ба- баяга, Кощей, морской царь. Фантастический вымысел, писал Ломоносов, есть «идея, противная натуре или обыкновениям человеческим». Действительно, фантастика неправдоподобна, противоположна тому, что есть в жизни, в природе. В сказках всегда повествуется о чемто невероятном, невозможном в реальной жизни, но вместе с тем фантастический вымысел 4 заключает в себе, как говорил Ломоносов, «идею обыкновен- ную и натуральную», то есть в вымысле есть и правда. Правда сказок в том, что хотя и говорится о зверях, а вос- производятся похожие человеческие ситуации — тем сказки и интересны. Сказочники потому и говорят о зверях, чтобы на- гляднее передать прежде всего человеческий смысл фанта- стической истории. Действия зверей откровеннее обнажают негуманные стремления, помыслы, причины поступков, совер- шаемых людьми. Это выразительный художественный прием. Ломоносов писал, что, благодаря фантастическому вымыслу, «обыкновенная и натуральная идея», то есть жизненная прав- да, выражается «сильнее», чем если бы повествование велось без вымысла. Вот и получилось, что сказка — и неправда и правда одно- временно. На наших глазах свершилось чудо искусства. Сказ- ки говорят нам больше, чем непосредственно заключено в их выдумке. История волка и лисы, кота и лисы, петушка, козы дерезы, козла, журавля и цапли, вороны и рака, тетерева, ля- гушки, мышки и десятка других зверей, птиц, с которыми слу- чаются удивительные приключения,— это все истории, в кото- рых есть место не только для забавы, но и для выражения серьезного смысла. Выросла репка такая большая, что дед один не смог вы- дернуть ее. Позвал он на помощь бабку — опять никак не вы- тянуть. Позвали внучку, потом собачку, потом кошку, но все никак не вытянуть репку. Позвала кошка мышку. Потяну- ли— вытянули. Конечно, все это одна забавная выдумка, но и у этой истории есть смысл: не хватало только мышкиной силы, чтобы вытянуть репку. Оказалось, что никакая, даже самая малая сила в деле не лишняя, а случается, что еето и не хватает, чтобы добиться результата. Катится по дороге задорный колобок и поет: всюду ему удача — от дедушки, от бабушки ушел, не съели. Ушел коло- бок от зайца, от волка, от самого медведя — и так уверился в своей удачливости, что дерзнул сесть лисе на язычок. Она его — гам! — и съела. Вот что случилось с неосторожным ко- лобком: он совсем забыл, что замешен на сметане, изжарен в масле, что всем лаком. 5 Напугала лиса дрозда — напугала до смерти. Согласился он накормить лису. Захотела лиса пить — он напоил ее. За- хотела лиса смеяться — насмешил ее дрозд. Лисе так понра- вились удовольствия, что велела напугать себя. Навел на нее дрозд собак. Едва ушла от них лиса и, досадуя на хвост за то, что мешал ей бежать, дала собакам разорвать себя. По- учительная для глупцов история! Лиса рассказывает тетереву о новом указе — теперь пти- цам можно никого не бояться, гуляй себе по лугам: «Нынче уже звери друг друга не трогают». — Вот это хорошо, — сказал тетерев, — а то вот собаки бе- гут; кабы постарому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего. Бежала лиса с позором, хотя и тут нашлась — успела ска- зать, что, может быть, собаки указа не слыхали. Не удалось лисе сманить тетерева на землю. Хитрецу нет веры. Сказки о зверях и птицах долгие столетия были на Руси своего рода социальной, бытовой энциклопедией. Тут осужде- ны хитрецы, лжецы, пройдохи, недотепы, лентяи, воры, невеж- ды, дураки, скупцы, забияки, грубияны, лицемеры, ханжи. Людские пороки выставлены на позор и смех. Давно замечено, что сказки разных народов очень схожи между собой: повторяются сюжетные ситуации, действия зве- рей и птиц. Но при всем том у каждого народа сказки осо- бенные. Свой облик и у русских сказок. На сказках о косола- пом медведе Михайле Ивановиче, который делит с мужиком вершки и корешки, о лисе Лизавете, котебурмистре из си- бирских лесов, о волке, который идет к присяге и целует кап- кан, — на всех наших сказках лежит печать старинного быта, обычаев, порядков. Вот лиса, подделываясь под тон гостеприимной и щедрой хозяйкикумы, зовет в гости журавля: — Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я тебя угощу! Журавль пришел на «званый пир». За столом лиса хлопочет: — Покушай, голубчик куманек, — сама стряпала. А кашато размазана по тарелке. Как журавлю скле- вать ее?! 6 Лиса лицемерит: Не обессудь, куманек! Больше потчевать нечем. Журавль не остался в долгу— отплатил за насмешку: по- звал лису в гости и все приговаривал: — Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать. Угощениеокрошка была налита в кувшин с узким горлом: лиса и так и эдак, но никак не достать ее. В народном обычае вести дружбу, а когда добрым распо- ложением пренебрегают, то дело оборачивается теми отноше- ниями, про которые пословица говорит: «Как аукнется, так и откликнется». Конечно, и у других народов столь же обычны и гостеприимство, и дружество, и осуждение тех, кто по- пирает добрые обычаи, но сказки каждого народа говорят об этом посвоему. Именно о таком проявлении национальных особенностей в художественном творчестве писал А. С. Пуш- кин: «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому нибудь народу». И в стиле, в языке, выразился особенный склад русской сказки. Так, в сказке «Лисаисповедница» говорится: «Однаж- ды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам». Кажется, совсем про- сто сказано, но как характерны эти слова и обороты, они от- мечены таким своеобразием, что нельзя заменить ни одного слова другим, ни одного из них нельзя переставить на другое место без риска утратить своеобразие стиля. Попробуем ска- зать подругому: «Один раз осенью лиса проходила в лесу без пищи. Утром пришла она в деревню и полезла в курят- ник». Смысл остался, а сказки не стало — она исчезла, как пропадают узоры на крыльях бабочки, когда к ней грубо при- касаются пальцами. Фразы сказочника запечатлевают не- передаваемые другими словами художественные оттенки. Здесь все важно: и то, что лиса всюто томительную, долгую, темную, «большую осеннюю ночь» пробродила по лесу, и не проходила, а «протаскалась не евши». Сказочник явно не жалеет лису: про того, кому сочувствуют, не скажут: «про- таскалась». Поутру, при свете зари лиса «взошла на двор» 7 к мужику и не просто оказалась в курятнике, а «полезла» туда — полезла сразу: ведь голодная. В каждом слове и обороте нам нетрудно ощутить особую манеру рассказывания. Заметна устойчивая привычка сказоч- ника ясно и твердо определять свое отношение ко всему, о чем заходит речь. Рассказчик и сам хорошо знал томление долгой голодной осенней ночи и то, как мало радует холодная утрен- няя заря. Это ощущение и выразилось в сказке, как вырази- лось оно и в другом народном произведении — в песне о тоск- ливой осенней ночи «Эх ты ноченька, ночка темная, ночь осен- няя ». Почти незаметно, по крупицам, в стиле и смысле сказок оттеняется их речевое своеобразие, но оно в итоге и соз- дает впечатление народной неповторимости сказок. Волшебные сказки по сравнению со сказками о животных открывают перед нами мир иных чудес. О чем только не узна- ешь из волшебных сказок! Чудо начинается с присказки: «Бы- ло это дело на море, на океане, на острове Кидане стоит древо — золотые маковки: по этому древу ходит кот Баюн; вверх идет — песню поет, а вниз идет — сказки сказывает Это не сказка, а еще присказка идет, а сказка вся впереди». Умелый сказочник с самого начала обещает занимательную историю. Когда сказочники обходятся без присказки, они на- ходят другой способ сразу заинтересовать слушателей. Сказ- ки почти неизменно начинаются с интригующего зачина: «В некотором царстве, в некотором государстве жилибыли старик и старуха » или: «За тридевять земель, в тридесятом государстве жилбыл царь с царицею » Так начинается и сказка о семи Симеонах. Взял к себе на службу царь семерых братьев, семерых близнецов. У всех одно имя — все Симеоны и такие удальцы, что равных не найти. Один из братьев сковал железный столб в двадцать сажен (а каждая сажень — расстояние от кончиков пальцев одной руки до кончиков пальцев другой), второй брат поднял столб и врыл его в землю, третий залез на столб — уселся на самом верху и увидел, «как и что творится по белу свету», увидел синие моря и как на них пятнами мреют корабли, увидел се- ла, города, даже усмотрел в далеком тереме прекрасную ца- ревну. Четвертый брат построил корабль, да не простой — 8 ходит по морю, «как по суху». Пятый сумел удачно торговать разными товарами в чужих землях, шестой смог вместе с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плыть под водой и вынырнуть где надо, а последний, седьмой брат умуд- рился заманить на корабль чудную царевну. Уменье и удаль всех семерых пригодились — братья увезли царевну и от по- гони ушли. Веселая, полная невероятных приключений сказ- ка— откровенная небылица. Поэтому в конце сказки сказоч- ник и дал волю, насмешке: «Была у меня клячонка, восковые плечонки, плеточка гороховая. Вижу: горит у мужика овин; клячонку я поставил, пошел овин заливать. Покуда овин за- ливал, клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали». Тут уж никак нельзя усомниться в том, что и сказка — шут- ка. Тем не менее сказочная история увлекает мечтой о не- ограниченных возможностях человека. В сказках часто трудно понять, когда сказочник шутит, а когда он серьезен. Случается, что сказочник остается серьезным даже тогда, когда рассказывает про самое неве- роятное. За проложенный по болоту мостнастил, который сделал путь коротким, некие старцы отблагодарили доброго молодца — научили его обращаться в быстрого оленя, зайца и в птицу. Уменье пригодилось Семену (так звали молодца), но у негр оказался недруг — лукавый и жестокий генерал. Быстрее ветра бежал Семен, чтобы в срок принести царю забытый во дворце меч, а генерал себе присвоил подвиг, а Семена столкнул в море. Сказочник рассказывает о злоклю- чениях юноши — тут нет и тени шутки или насмешки. Живет Семен в глубине морской, скучно ему, горько, морской царь спрашивает: — Что, Семен — малый юныш, скучно тебе здесь? — Скучно, ваше величество! — Хочешь на русский свет? — Хочу Дважды выносит царь Семена в самую полночь на берег и перед восходом солнца уносит обратно в море. После возвра- щения назад еще горше становится молодцу. На третий раз, когда вынес его морской царь на берег, проговорил молодец в отчаянии: 9 — Солнышко, покажись, красное, покажись! И случилось чудо. Раньше времени солнышко осияло юно- шу — не смог морской царь унести его на дно. Семен вернулся домой. Мысль о привязанности человека к родному краю передает- ся в сказке с заметным волнением. Родина — тот милый пре- дел, к которому всеми помыслами стремится герой. Вообще какую бы удачу и счастье ни сулила жизнь в далеких от отчиз- ны краях, герои сказок не мыслят своего существования без родины. Сказки не знают непоправимых несчастий. Они неизменно ставят героев в положение победителей, заставляют слушате- лей ликовать, когда чудовище повергнуто в прах, а злодей на- казан. Люди, создавшие фантастические истории, мечтали о торжестве справедливости, о счастье. Вопреки козням злой ма- чехи и ее злонравных дочерей Хаврошечка становится счастли- вой, дочь старика из сказки «Морозко» избавляется от смерти и возвращается домой с подарками. Ни одна людская обида не остается неотомщенной, без- утешное горе в сказках можно развеять, беду поправить. Это и есть то, ради чего складывали волшебные, полные невероят- ных чудес истории. В иной сказке, по словам Анатолия Васильевича Луначар- ского, «правда слышится». Это правда отраженных сказками чаяний и ожиданий простых людей. Своя правда есть в каж- дой сказочной истории — в историях Иванацаревича, Марьи Моревны, Финиста — ясного сокола, Ивана — купеческого сы- на, Булатамолодца, Царевнылягушки, Хаврошечки, Аленуш- ки, доброго Мартынки из сказки «Волшебное кольцо» и героев других сказок. Часто в сказках презираемому и унижаемому человеку да- руются благополучие и высокий сан. Сказочники рядят кре- стьянских сыновей в одежды царей, делают их правителями, которых все любят непритворной любовью за справедливость и доброту. Это мечта о счастье и свободе простого человека. Серьезный смысл некоторых волшебных сказок давал осно- вания для суждений по самым важным жизненным вопросам. Находясь в изгнании, далеко от России, Александр Герцен на 10